Присутственный день в уголовной палате — пьеса Ивана Аксакова, высмеивающая российскую бюрократию и волокиту судебных процессов.
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ АВТОРА
Считаю нужным объяснить читателям, с какой точки зрения смотрю я сам на свое произведение. Не изъявляя притязаний на художественное достоинство, эти сцены, как верная докладная записка, имеют все грустное достоинство истины, все печальное значение действительного факта. Пусть это сознание, лишающее меня художественной заслуги вымысла, сообщит предлагаемым сценам строгую занимательность правды и смысл обличительного современного документа.
Многие, по прочтении этого отрывка, скажут, что я взял только смешную и пошлую, еще не самую трагическую сторону судебного быта, что я вовсе не коснулся и не разоблачил тех вопиющих злоупотреблений и страшных злодейств, которыми богата память каждого, послужившего на своем веку человека. Но предлагаемый отрывок еще далеко не исчерпывает всей моей собственной задачи; вопиющие же злоупотребления и потрясающие душу злодейства носят на себе характер исключительности, особливости, который яркостью своею резко выделяется из общего быта. К тому же они не всегда избегают и наказания по закону. Гораздо опаснее для общества те грехи, которые чествуются «грешками», те пороки, которые извиняются легко, уживаются с снисходительною совестью, живут рядом с хорошими свойствами души, принимают даже какую-то вполне искреннюю, добродушную физиономию, убаюкивают самое сознание какою-то особенною простосердечною логикою. Это сеть малых грешков и пороков опутывает в сильной степени наше общество, и каждый из нас более или менее страдает тем же недугом. Но особенно опасною оказывается эта болезнь в быту судебном, где она в союзе с властью, где каждое ее проявление передается непосредственно, тяжкими, гибельными ударами, действительной жизни…
С этою целию выставлены мною даже не взяточники, а люди «честные» и даже добрые. Моя служебная деятельность доставляла мне возможность узнавать таких чиновников близко, и если не всему, то весьма и весьма многому, изложенному в предлагаемых «Сценах», был я сам очевидцем.
Самое трагическое здесь, по моему мнению, это неправда, совершаемая добродушно и большею частью бессознательно.
Многим покажутся скучными эти сцены, но пусть они поскучают. Пусть знакомятся они с изнанкою той жизни, которой лицевую сторону представляют законы, пусть знают, каким порядком по большей части совершается современный суд в России. В верности моего изложения — я убежден — поручится всякий, кому известен судебный быт не только столичный, но и провинциальный, не по одним книгам и законам, но на самом деле и по опыту.
1853,
Москва
