На рынке любви

На рынке любви. Содержание

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗОЛОТАЯ ПЫЛЬ

I. Первый визит

Молодой врач Григорий Григорьевич Долинский проснулся от сильного звонка, раздавшегося в занимаемой им квартире.

II. Над пропастью

— Это с ним не от болезни, а с вина, — заметил швейцар как бы про себя, не глядя на Долинского.

III. У трупа

В сопровождении старого слуги Долинский прошел вторую гостиную, кабинет и вступил в спальню.

IV. «Свидетельство о смерти»

Григорий Григорьевич Долинский быстро, спустился с лестницы, оделся при помощи швейцара, сунул ему в руку несколько серебряной мелочи, благосклонно принятой бравым аргусом дома Новоэемова, и вышел на улицу.

V. Перед закрытой дверью

В то самое пасмурное октябрьское утро, когда Григорий Григорьевич Долинский совершал, так сказать, заключительные действия своего невольного участия в загадочной смерти Сергея Петровича Новоземова, на противоположном конце Петербурга близ речки Карповки в далеко не первосортной гостинице, скорее для приходящих, нежели для приезжающих, происходил целый переполох.

VI. Обезображенный труп

Иван Семенович был положительно ошеломлен этим страшным словом и даже вопросительно тоже шепотом повторил его:
— Убивство?!

VII. Дознание

Артемий Сергеевич Здобов снова набросил одеяло на обезображенное лицо покойной.

VIII. Находка за находкой

— Где вы нашли эту вещь? — спросил Скрипкина — такова была фамилия письмоводителя — Артемий Сергеевич.

IX. Русский Лекок

Доктор Знаменский сел за преддиванный стол и довольно быстро написал медицинский акт наружного осмотра трупа, который кроме него подписали судебный следователь и понятые. Затем труп был уложен в привезенный на дрогах из местной полицейской части деревянный гроб и препровожден в мертвецкую.

X. Семейство Шварц

Ночной визит Григория Григорьевича Долинского не мог не заинтересовать остальных обитателей занимаемой им квартиры, тем более, что отношения хозяйки этой квартиры Мины Карловны Шварц к Долинскому далеко не были обычными отношениями квартирной хозяйки к жильцу. Она была заинтересована в его делах и карьере более, чем это требуется для того, чтобы быть уверенной в аккуратности платежа квартирной платы.

XI. «Маня-Женя»

Мина Карловна, выразив, по своему обыкновению, вслух свое соображение и не найдя ни согласия, ни опровержения в присутствующих, продолжала допытываться у Насти подробностей происшествия минувшей ночи и утра.

XII. На распутье

— Глупа?.. А теперь поумнела?.. — с чуть заметной, какой-то ленивой улыбкой, спросила сестру Марья Николаевна.

XIII. Перед картиной

Григорий Григорьевич Долинский, вышедши из дома, решил дойти до Фурштадтской пешком, так как на дворе стоял редкий и Петербурге светлый и ясный зимний день. Этот моцион, кроме того, был для него необходим. Он думал успокоить им свои все еще взбудораженные происшествиями минувшей воли нервы.

XIV. На первой панихиде

— Я принес вам свидетельство о смерти вашего супруга… — еще не оправившись от охватившего его смущения, произнес Долинский и, вынув из кармана конверт, передал его Новоземовой.

XV. Польский граф

Траурные посетительницы панихиды, после сделанных земных поклонов перед прахом усопшего, тоже направились к выходу и прошли в двух шагах от остановившейся посреди зала Юлии Станиславовны, скользнув по ней презрительным взглядом, причем у молодых к этому презрению примешивалась и доза непримиримой ненависти.

XVI. Мелочи жизни

Григорий Григорьевич Долинский торопливо вышел из подъезда дома Новоземовых. Запах ладана, который он ощутил на лестнице, более чем доклад лакея Юлии Станиславовне о приезде духовенства и даже заявление ее самой о том, что «панихида в час», напомнил ему о вчерашнем его пациенте, о человеке, хрипевшем в предсмертной агонии в карете, о мертвеце, лежавшем на кровати в роскошной спальне.

XVII. В гостиной «артистки»

— Дома Зинаида Андреевна? — спросил Григорий Григорьевич отворившую ему дверь миловидную, молоденькую горничную.

XVIII. Нашла коса на камень

— Вы выдали свидетельство о смерти? — спросила Зинаида Андреевна после небольшой паузы.

XIX. В ресторане

Григорий Григорьевич Долинский, выйдя из квартиры Сербской и спускаясь по лестнице, чувствовал себя как-то очень странно. Несмотря на то, что он, казалось, вышел победителем из первой борьбы с этой обворожительной, но хитрой женщиной, он все же находился в таком состоянии, которое невольно сравнивал в уме с состоянием кошки, неожиданно облитой холодной водой. Он даже, подобно такой кошке, вздрогнул и повел плечами.

XX. Журналист

Виктор Эрнестович Грюнталь, несмотря на свое иностранное отчество и фамилию, был истинно русским человеком с широкой, присущей славянскому племени, натурой.

XXI. В золотой пыли

— Переехать?.. Почему?.. — спросил Грюнталь после маленькой паузы.

XXII. В толпе

Грюнталь и Долинский сделали было движение поклониться молодым девушкам, но сестры Шварц в это время уже исчезли в толпе.

XXIII. Наедине с собой

Григорий Григорьевич Долинский и «наши барышни», как называл Грюнталь Маню и Женю Шварц, повернув на Невский проспект, прибавили шагу и намеренно не пошли по солнечной его стороне, где тоже катилась двойная толпа гуляющих.

XXIV. В мечтах

— Вот и все!

XXV. Свидание

Зинаида Андреевна Сербская сидела глубоко на низенькой тахте в кабинете Григория Григорьевича Долинского. Она была одета в черное суконное платье с гладким лифом, красиво облегавшим её стройную фигурку. Золотистые волосы были довольно небрежно причесаны и даже немного растрепаны, что придавало наивно-задорному личику молодой женщины еще большую привлекательность. Из-под оборок юбки, подбитых голубым шелком, виднелись маленькие изящные ножки, обутые в черные ажурные шелковые чулки.

XXVI. Перед гробом

Вскоре после отъезда Зинаиды Андреевны и возвращения домой барышень Шварц, когда Григория Григорьевич Долинский не успел еще разобраться в ощущениях после первого свидания, к нему в кабинет вошла Настя и подала ему письмо в изящном конверте с черной траурной каймой.

XXVII. Пришелец с того света

Григорий Григорьевич Долинский сделал над собой неимоверное усилие и отвел глаза от лица мертвеца.

XXVIII. Нечистая совесть

Григорий Григорьевич Долинский так был ошеломлен появлением мертвеца, которого он полчаса тому назад видел лежащим в гробу, что машинально закрыл глаза, чтобы отогнать от себя это видение. Через несколько минут он открыл их. Новоземова в дверях уже не было.

XXIX. На кладбище

Внезапное появление в доме Новоземовых Николая Петровича Новоземова, так разительно на первый взгляд похожего на его покойного брата, произвело не малый переполох и среди других обитателей этого дома и присутствовавших на панихиде.

XXX. Неожиданное известие

Нервный, разбитый, с тяжелым чувством в душе вернулся к себе домой Григорий Григорьевич Долинский. Был уже шестой час вечера.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПО КРОВАВЫМ СЛЕДАМ

I. На маскараде

Прошло более двух месяцев после описанных нами роковых событий.

II. Погоня

Несмотря на то, что Леонид Афанасьевич Скрипкин вскочил без торгу в сани первого, стоявшего в ряду других извозчика, пока последний задергал вожжами, выехал из ряда и повернул на Михайловскую улицу, санки, уносившие незнакомца, уже успели повернуть на Невский проспект. Скрипкин даже не мог последить, в какую сторону.

III. В бесплодных поисках

Извозчик по притязанию Скрипкина остановился у полуосвещенного подъезда меблированного дома «Пале-Рояль».

IV. Охлажденный пыл

Судебный следователь Евлампий Никитич Лозин был в своей камере, помещавшейся, как и все камеры петербургских судебных следователей, на верхнем этаже здания судебных установлений на Литейном проспекте. Камера состояла из двух комнат, в одной из них размещалась канцелярия, а в другой производился допрос, и кроме того, она заменяла служебный кабинет самому судебному следователю.

V. Неравный брак

Величаво и мрачно выглядела огромная квартира Клавдии Петровны Новоземовой, занимаемая ею в бельэтаже собственного многоэтажного дома на Надеждинской улице. Все, начиная со старинной мебели целой анфилады больших и высоких комнат, тяжелых драпировок на окнах и портьер и кончая старыми слугами, бесшумно ходившими по блестевшему, как зеркало, паркету и мягким коврам, рисовало своеобразный мир, резко отличающийся от обычной жизни петербуржцев и обстановки их жилищ. Здесь все было «по старине». Каждый шкаф красного дерева с бронзовыми украшениями, каждое массивное кресло, секретерка из корейской березы, английские часы в огромном футляре черного дерева с инкрустациями из перламутра, переносили побившего в эту квартиру в эпоху чуть ли не допетровской седой старины.

VI. За грехи прошлого

Старшей дочери Клавдии Петровны — Елене пошел двадцатый год.

VII. В семье Новоземовых

— Ты намерена отказать и князю Алиханову?

VIII. Брат и сестра

Николай Петрович Новоземов посмотрел вслед своей матери взглядом, в котором выражалась скорее жалость, нежели возмущение, пожал плечами и снова начал медленно ходить по гостиной. Княгиня Елена Петровна ушла из комнаты тотчас после ухода своей матери.

IX. «Брак отчаяния»

Григорий Григорьевич Долинский, через неделю после похорон Сергея Петровича Новоземова и объявления Жени Шварц невестой Станислава Осиповича Огнянского, переехал на свою квартиру на Владимирской улице, близь Невского проспекта.

X. Два чувства

Долинский, действительно, переехав на свою квартиру, вздохнул свободнее. За последнюю неделю своего пребывания в квартире Шварц он чувствовал какой-то чисто физический гнет, ему не хватало воздуха, как бывает в жаркий день перед готовящейся разразиться грозой. Он ощущал даже на расстоянии, даже заочно ненависть к нему молодой девушки, которую он еще так недавно любил.

XI. Кокотка-философ

— И я уйду! — холодно, почти грубо повторила она после некоторой паузы, а затем, понизив голос, продолжала. — Если бы ты даже снова стал угрожать мне доносом…

XII. Модный врач

Прошло около двух месяцев. Промелькнули рождественские праздники, наступил новый год.

XIII. Запоздавшая пациентка

Это решение не ехать на свадьбу Жени Шварц и Огнянского оказалось, впрочем, далеко не окончательным. Через некоторое время появилось колебание. Он столько лет был знаком с этим семейством и, хотя за последние два с чем-то месяца не был у них, но это не давало ему права обидеть их, не явившись на приглашение. Вся эта семья и все их родственники относились к нему с такой сердечной теплотой, какая не часто дается в удел даже родному человеку. Это, во-первых!

XIV. В закусочной

Печальный, совершенно расстроенный и опущенный, вышел Леонид Афанасьевич Скрипкин из камеры судебного следователя, прошел по коридору, спустился вниз и очутился на Литейной улице. Морозный воздух освежил его воспаленную голову, — он даже сдвинул для этого шапку на затылок. Он шел медленно, обдумывая свой разговор с Евлампием Никитичем Лозиным.

XV. Лакейские тайны

Собеседники продолжали разговаривать, не обращая внимания уже без всякой осторожности на прислушивавшегося к их беседе Леонида Афанасьевича.

XVI. Ловкий совет

Бритый субъект приказал подать две бутылки пива, и когда это было исполнено лакеем, он, наполнив два стакана, сказал:
— Позвольте представиться: Семен Петрович Ветошкин.

XVII. Торжество агента

На другой день уже в одиннадцать часов утра Леонид Афанасьевич Скрипкин входил в канцелярию судебного следователя Лозина. В канцелярии сидели только два писца, прикомандированные к занятиям у судебного следователя кандидаты на судебные должности явились позднее.

XVIII. Молодой миллионер

Прошло несколько дней.
Егор Егорович Синявин проснулся в исходе первого часа дня, потянулся на своей роскошной кровати, а затем нажал пуговку электрического звонка, вделанную в ночной столик. Через несколько минут в спальню медленной, неслышной походкой вошел камердинер — благообразный пожилой человек с явным выражением лица и маленькими бачками у ушей на совершенно бритом лице, придававшими ему вид департаментского чиновника не последнего ранга. Он нес на серебряном подносе большой хрустальный бокал и сифон сельтерской воды, хорошо зная привычки своего барина. Он застал последнего уже сидящим на кровати в одном белье. Расстегнутый ворот батистовой ночной сорочки позволял видеть его холеное жирное тело. Чисто русского типа лицо, оттененное небольшими белокурыми усами, носило красноватый оттенок. Глаза были воспалены, а не особенно густые волосы на голове растрепаны.

XIX. Неожиданный визит

Чертой, унаследованной Егором Егоровичем от отца, было обжорство. Молодой миллионер любил тоже плотно и сладко покушать и в числе его прихлебателей, неизменным в Петербурге при богатом человеке, пользовались особым расположением и щедрыми подачками те, кто отличался способностью к кулинарным изобретениям.

XX. Допрос

В дверях кабинета, появились знакомые нам товарищ прокурора Федор Павлович Кучин и судебный следователь Евлампий и Никитич Лозин. Позади них виднелась вся дышащая самодовольством фигура Леонида Афанасьевича Скрипкина и испуганное лицо лакея Синявина.

XXI. Под тяжестью улик

Егор Егорович Синявин смертельно побледнел и пошатнулся. Он бы упал, если бы его не поддержал полицейский пристав, бережно усадивший в кресло. Судебный следователь спокойно писал постановление о привлечении в качестве обвиваемого и аресте коллежского секретаря Егора Егоровича Синявина. В кабинете наступила тишина.

XXII. В доме предварительного заключения

Дом предварительного заключения!
Самое название этого учреждения звучит как-то мягче и нежнее, нежели тюрьма. И действительно, с этим более мягким названием связано и более мягкое отношение к людям, находящимся, по воле судеб, в этом образцовом учреждении современной Фемиды. Подъезжая на Шпалерной улице к этому «заведению», не замечаешь ничего тюремного. Дом, как дом, у ворот ни будки, ни часового, а дворник в нагольном тулупе с железной лопатой в руках.

XXIII. Сенсационное известие

Известие об аресте Егора Егоровича Синявина стало известно всему Петербургу только на другой день, да и то сообщение об этом, весьма пространное и видимо написанное лицом хорошо осведомленным, появилось только в одной газете. Сообщение это произвело сенсацию, и номера газеты раскупались нарасхват.

XXIV. Роковое совпадение

Григория Григорьевича Долинского, главным образом, поразило начало сенсационного известия об аресте Синявина. Оно начиналось следующими строками:
«Петербуржцам несомненно памятно загадочное зверское убийство неизвестной молодой женщины в ночь на 28 октября минувшего года в гостинице на Карповке».

XXV. Тревожный вопрос

Зинаида Андреевна Сербская, наскоро допив свою чашку кофе, вышла из столовой. Долинский остался в полном недоумении.

XXVI. Следствие

Как это ни странно, но судебный следователь Евлампий Никитич Лозин разделял взгляд «веселящихся петербуржцев», что арест Синявина явился роковой ошибкой, результатом направленного по ложному пути следствия.

XXVII. Свидетельские показания

Следствие затянулось.
Егор Егорович Синявин продолжал сидеть в доме предварительного заключения.

XXVIII. Луч света

Евлампию Никитичу Лозину представлялась вполне законная возможность не заканчивать следствия в виду необнаружения до сих пор личности убитой. Для этого обнаружения были приняты все возможные и самые решительные меры. К числу последних принадлежало напечатание в газетах и журналах фотографий, снятых с трупа и с главных принадлежностей туалета убитой, с точным описанием цвета материй, из которых они были сделаны, фасона и отделки.

XXIX. Неудачное ходатайство

Николай Петрович Новоземов сдержал свое слово и перед отъездом заграницу переговорил со своей матерью о судьбе своей сестры Любы.

XXX. Неожиданная помощница

Последний разговор с матерью окончательно убедил Любовь Петровну, что нельзя питать никакой надежды на её согласие на брак с Рудницким. Клавдия Петровна говорила о молодом адвокате с таким пренебрежением, которое не допускало даже мысли, чтобы она добровольно назвала его своим сыном даже в будущем. Молодая девушка чуть было не выдала себя, слыша этот холодный тон презрения по отношению к любимому человеку.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. БОЖИЙ СУД

I. На «Стрелке»

Стояла половина мая. В этот год, что редко случается в Петербурге, этот месяц вполне оправдывал свое значение «месяца любви и поэтов».

II. Разрыв

Юлии Станиславовна Новоземова только два раза обогнула круглую аллею Стрелки и приказала кучеру ехать домой. Кровные лошади, выехав из ряда экипажей, понеслась крупной рысью по направлению к городу и не более как через полчаса остановились как вкопанные у подъезда дома, на Фурштадтской улице.

III. Граф-маркер

Граф Владислав Нарцисович проводит вдову Новоземову взглядом непримиримой ненависти и затем вышел из гостиной, так посмотрев на стоявшего у дверей лакея, что тот невольно попятился.

IV. Роли переменились

Резкая перемена отношений Юлии Станиславовны Новоземовой к графу Владиславу Нарцисовичу Свянторжецкому разрушала все планы последнего.

V. Женолюбивый доктор

Для петербургского света и полусвета, как мы видели из слов Виктора Эрнестовича Грюнталя, не остались тайной изменившиеся отношения между графом Свянторжецким и вдовой Новоземовой.

VI. Современная невеста

В то время, когда все действующие лица вашего рассказа переживали те или другие большие или меньшие треволнения, жизнь Евгении Николаевны Шварц катилась мирно, весело и беззаботно. Еще будучи невестой, она сумела кроме богатых подарков жениха обеспечить себя тем, что Станислав Осипович Огнянский положил на её имя двести тысяч рублей в государственный банк, и таким образом молодая девушка вступила в жизнь с той уверенностью, которую дает человеку, по выражению одной французской поговорки, денежная обеспеченность.

VII. После венца

Долинский держался в стороне. Ему казалось, что вот-вот произойдет какая-нибудь катастрофа. Были минуты, когда у Григория Григорьевича появилась мысль уйти от греха. Но затем ему казалось, что это будет слишком демонстративно и вызовет разные толки. Сослаться на нездоровье — скажут, что он не вынес зрелища счастья молодых, как отвергнутый претендент на руку Евгении Николаевны. Его мелкое самолюбие протестовало против возможности такого толкования. Он стоял, прислонившись к косяку дверей зала, и с боязнью следил за молодой Огнянской. Когда она проносилась мимо его в вихре вальса, или проходила мимо под руку со своим кавалером, ему казалось, что она бросает на него какие-то загадочные, вызывающие взгляды.

VIII. Первый упрек

Другая семейная драма, разыгравшаяся в доме старухи Клавдии Петровны Новоземовой, окончилась сравнительно благополучно и не обещала особых осложнений в будущем.

IX. Примирение

Клавдия Петровна Новоземова принадлежала к числу тех истинно русских женщин, в характере которых нет середины. Она умела только или любить, или ненавидеть сильно гневаться, или всецело прощать.

X. Печальная исповедь

После благословения и завтрака, носившего интимно-торжественный характер, жизнь Новоземовых и Рудницких вошла в свою обычную колею.

XI. Она решилась

— Я опомнилась только на другой день, — продолжала свою исповедь Стефания Александровна Карицкая, — когда, получив из министерства нужные документы, я уехала с почтовым поездом в Москву. Я поняла весь ужас своего положения, который усилился по приезде, когда муж встретил меня с обычной нежностью, расспрашивал, как я провела время в Петербурге, где была, кого видели. Я сперва отговорилась усталостью, легла отдохнуть, и с закрытыми глазами, когда думал, что я сплю, обдумывала, что сказать ему. Я конечно придумала, иначе я не была бы женщиной…

XII. У судебного следователя

Борис Владимирович и Стефания Александровна приехали в окружный суд, где у первого было несколько дел в канцелярии. Он проводил ее в верхний этаж, провел в коридор, где помещаются камеры судебных следователей, разыскал курьера судебного следователя Лозина и, вручив ему визитную карточку Карицкой, на которой та написала карандашом: «по делу Синявина», приказал доложить о ней Евлампию Никитичу.

XIII. Последний допрос

Быстро был заполнен и подписан судебным следователем бланк о приводе арестанта Синявина из дома предварительного заключения, находящегося в связи со зданием судебных установлений. Кроме того, Евлампий Никитич приказал навести справку по телефону в управление полицейского участка той местности, где находились указанные Карицкой меблированные комнаты, состоят ли там в услужении названные ею горничная и швейцар, и если состоят, то немедленно пригласить их к нему в камеру.

XIV. На новый путь

Леонид Афанасьевич Скрипкин остановился как вкопанный на углу Литейного проспекта и Сергиевской улицы и широко открытыми, почти безумными глазами смотрел за удалявшейся по Сергиевской улице пролеткой. Он даже машинально рукой протер глаза.

XV. На даче

В тот самый день, который внес такую резкую перемену в судьбу Егора Егоровича Синявива и разрушил всю работу агента Скрипкина, на одной из роскошных дач Каменного острова собралось довольно большое общество, почти все состоявшее из знакомых нам лиц. Дачу эту занимала Зинаида Андреевна Сербская. Она уверяла, что делает себе на ней «иллюзию природы». Но это была одна из распространенных ей последнее время клевет на петербургские «острова», которые, как известно, восхищают иностранцев своей живописностью, и воздух на них сравнительно с городом свежее и чище.

XVI. «Миллионер на свободе»

Освобождение из-под стражи Егора Егоровича Синявина произвело большой переполох в судебных сферах.

XVII. С повинной

Не без душевного волнения позвонился Леонид Афанасьевич Скрипкин в парадную дверь квартиры Егора Егоровича Синявина. Он снял пальто у швейцара, который сообщил ему, что барин дома, и даже добавил:
— Они теперь редко куда выезжают!

XVIII. Семейная тайна

Егор Егорович Синявин начал после продолжительной паузы под вопросительно-любопытным, неотводно устремленным на него взглядом Леонида Афанасьевича Скрипкина.

XIX. На Петербургской стороне

Леонид Афанасьевич Скрипкин вышел от Синявина весьма довольный полученными сведениями и в особенности тем, что ему придется работать на Петербургской стороне. Он знал хорошо Петербург, а еще лучше эту заречную часть его с её патриархальными откровенными нравами. Он недаром служил в этом районе несколько лет письмоводителем участкового управления. Он был почти уверен, что к вечеру того же дня будет знать всю подноготную жизни Матрены Егоровны Мокроусовой и её дочери. В этом довольном настроении духа он вернулся к себе в Пале-Рояль, быстро вбежал на верхний этаж и, очутившись в своем номере, прежде всего стал искать в адресном календаре Петербурга местожительство Матрены Егоровны Мокроусовой.

XX. В портерной

Сидор и Анисим, как назвал себя своему новому знакомому Леонид Афанасьевич Скрипкин, поместились в портерной у окошечка и из почтительного приветствия приказчика, стоявшего за стойкой, Скрипкин убедился, что Сидор не редкий гость в этом злачном месте.

XXI. По настоящему следу

Зинаида Андреевна Сербская оказалась права. Егора Егоровича Синявина пришлось окончательно вычеркнуть из списка «веселящихся петербуржцев». Это стало ясно для всех через несколько дней после освобождения его из-под ареста. Обрушившееся на него несчастие и полугодичное, хотя и обставленное всевозможными послаблениями, одиночное заключение совершенно переродили его. Он постарел нравственно на десять лет, несмотря на то, что похудел и физически выглядел моложе.

XXII. На яхте

«Веселящийся Петербург» вскоре утешился, Потеряв в лице Егора Егоровича Синявина одного из главных коноводов кутежей и пикников, тем более, что на смену ему явился американский миллиардер мистер Ольсей.

XXIII. Таинственный портрет

— Что с вами? Вы узнали ее…
Последнюю фразу мистер Ольсей сказал тоном утверждения, обращаясь к графу Владиславу Нарцисовичу Свянторжецкому, хотя для других она показалась вопросом.

XXIV. Ранняя встреча

Праздник на яхте кончился к рассвету. Был пятый час утра, когда гости стали разъезжаться.

XXV. Призраки прошлого

Только выехав на середину Невы и почувствовав себя освобожденным от окружающей и, казалось ему, сторожащей его толпы, Граф Владислав Нарцисович Свянторжецкий окончательно понял весь ужас своего положения.

XXVI. От преступления к преступлению

Граф Владислав Нацисович вздрогнул. Ночь в поезде юго-западной железной дороги пришла ему на память.

XXVII. «Американская фантазия»

Граф Владислав Нацисович Свянторжецкий уже подошел к вагону первого класса поезда, отправляющегося в Гатчину, когда почувствовал, что кто-то слегка дотронулся до его плеча. Он обернулся и побледнел.

XXVIII. Перед лицом жертв

Леонид Афанасьевич Скрипкин слишком рано оставил свой пост на набережной у Николаевского моста, когда уехал домой с Виктором Эрнестовичем Грюнталем. Пробудь он на набережной еще несколько времени, он увидел бы вещи, которые его бы очень заинтересовали и проник бы в тайну двустороннего следствия, которое вел судебный следователь Лозин.

XXIX. Переполох

Сенсационная новость об аресте графа Владислава Нарцисовича Свянторжецкого, сознавшегося в двух зверских преступлениях, с быстротой молнии при помощи газет облетела весь Петербург и всю Россию. Но на этот раз автором первого газетного сообщения был не Виктор Эрнестович Грюнталь. Он, как говорится, его «проворонил» и был вне себя. Получив газету, конкурирующую с той, в которой он работал и найдя там это известие, Грюнталь положительно стал рвать на себе волосы. Его отчаяние было даже больше отчаяния Леонида Афанасьевича Скрипкина, который не смог собрать всех улик, против графа Свянторжецкого — его успокоил несколько судебный следователь, заметив, что он все ж очень помог следствию разоблачением отношений графа Свянторжецкого к Синявину, и даже представил Скрипкина к награде, которую тот и получил.

XXX. На Божий суд

Григорий Григорьевич Долинский, несмотря на то, что старался успокоить Зинаиду Андреевну и рекомендовал ей терпеливо ждать, чувствовал себя очень нехорошо. Перспектива раскрытия его участия в загадочной смерти Новоземова, положительно, кидала его в дрожь. Настроение Сербской при этих обстоятельствах, невольно заражало его. Он постарался поскорей уехать от молодой женщины, чтобы наедине с самим собой обсудить мрачное будущее, завеса которого начала открываться перед ним.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Скажем несколько слов об остальных героях нашего правдивого повествования, в жизни которых еще не совершилось никаких конечных драматических или трагических эпизодов.