Тайны Замоскворечья. Содержание
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
VIII.
IX.
X.
Нежданный удар грома, разразившийся над головой Уболдина, кажется, не испугал бы его так, как появление Битюга, в такую минуту, когда Николай Алексеич был вполне уверен в его смерти.
XI.
Уболдин, войдя в гостиную несколько растерялся, встретив Зеленяева, но тотчас же оправился и с приятной улыбочкой протянул ему руку.
XII.
Лиза, при входе Саши Скосыревой, была страшно поражена происшедшей с ней переменой. Миловидное личико девушки сильно осунулось, глаза ввалились, казалось, она сразу постарела на несколько лет.
XIII.
Обморок Лизы продолжался недолго. Она скоро пришла в себя и еще раз заявила о своем согласии на предложение Уболдина, к величайшему удивлению старика Цветаева, который никак не мог понять причины, заставившей его дочь так скоро выразить свое согласие на брак с человеком, который еще так недавно не только не нравился Лизе, но очевидно возбуждал в ней явное отвращение.
XIV.
Облава, предпринятая агентами сыскной полиции на предполагаемых убийц Груздева, не смотря на отчаянную проделку Битюга, все таки окончилась удачей. Двое агентов, свалившись в яму каменоломни, отделались только неопасными ушибами, чему не мало способствовало то обстоятельство, что дно ямы было покрыто водой. Битюг исчез, как будто сквозь землю провалился; спастись ему было легко, так как каждая тропинка, ведущая из каменоломни, была ему хорошо известна; агенты, испуганные неожиданным падением, конечно и не думали преследовать разбойника среди ночной темноты и в местности, совершенно им незнакомой. Но если Битюг и успел бежать, то товарищи его попались в руки полиции. В особенности торжествовали агенты после обыска Никиты, у которого за голенищем сапога были найдены вкладные билеты на имя Груздева. Это обстоятельство явилось важной уликой, заставившей следователя совсем иначе повести дело Шустова.
XV.
Николай Алексеевич отлично понимал всю справедливость поговорки: «куй железо, пока горячо»; заручившись согласием Лизы, он, не теряя времени, повел атаку на старика Цветаева и стал торопить свадьбой. Уболдин знал, что медлить в этом деле было опасно. Лиза могла одуматься и взять свое слово назад. От Вукола он получал тревожные вести, сообщавшие о том, что полиция напала на след контрабандистов, из которых некоторые задержаны, а это обстоятельство могло иметь важные последствия и для Уболдина, так как многие из задержанных имели сношения с Николаем Алексеевичем, и следствие могло напасть на следы прежней темной деятельности Уболдина. Вспоминался нередко ему и Битюг, с которым счеты были еще далеко не покончены…
XVI.
Лиза не умерла: вовремя подошла медицинская помощь спасла несчастную девушку. В тот момент, когда она подносила к губам стакан с раствором фосфора, Анна Васильевна, сердцем чувствуя, ее дочь затевает что-то недоброе, следом к ней вошла в комнату. Лиза, пораженная неожиданным появлением матери, едва могла сделать глоток и в испуге уронила стакан.
XVII.
В две недели Лаза совершенно поправилась. Иван Никанорыч, сильно постаревший и изменившийся за это время, сразу повеселел; передал дочери свой разговор с зятем и еще раз подтвердил, что не отпустит Лизу к Уболдиниу.
XVIII.
Шустов, тяжело раненый, был доставлен в бессознательном состоянии в больницу. Только на третий день он совершенно пришел в себя и мог дать первое показание следователю, Константин Петрович рассказал все подробно, не утаивая ничего. Дело об убийстве старика Груздева, дело о контрабандистах в Кишиневе, дело о вымогательстве денег у какого-то неизвестного лица и наконец дело о покушении на убийство Шустова — все это, очевидно, имело между собой какую-то таинственную связь, и следователь употреблял нечеловеческие усилия, чтобы найти ту нить, которая являлась связующим звеном всех этих разнородных преступлений.
XIX.
Как-то раз, рано утром, когда Уболдин только что встал и сидел в кабинете за стаканом чая, в комнату вошла старушка, заправлявшая у него хозяйством, и заявила, что Николая Алексеича желает видеть какой-то человек «по секретному делу».
XX.
Восемьдесят тысяч рублей, выданные Уболдиным Цветаеву, громадные расходы по процессу контрабанде, а главным образок слишком быстрая ликвидация того «темного» дела, которое столько лет вел Николай Алексеич, совершенные расшатали его состояние, которое на самом деле вовсе не было так колоссально, как думали те, кто называл его «миллионером».
XXI.
Сладко прикурнувшего у ворот дворника неожиданно разбудил грохот подкатившей к воротам пролетки.
XXII.
Через день после свадьбы Шустова, Лиза получила письмо по городовой почте от Зеленяева. Вот что писал ей Юрий Васильев.
XXIII.
Вскоре после свадьбы, Шустов, все время бывший без места, получил приглашение занять должность главного приказчика у одного одесского купца, знавшего Константина Петровича уже давно, еще во время его службы у Цветаева. Этому приглашению Шустов несказанно обрадовался: ему уже давно хотелось покинуть Москву, где все напоминало ужасное прошлое. Саша, души не чаявшая в своем муже, как ребенок радовалась предстоящей поездке, возможности жить на юге, видеть море: только старушка Надежда Васильевна, мать Саши, никогда не выезжавшая из Москвы, с ужасом подумывала о путешествии чуть не за две тысячи верст, но не желая расстаться с дочерью, деятельно и беспрекословно принялась за сборы в дальний путь.
XXIV.
Фабрика Василья Никаноровича Цветаева, где скрывалась Лиза, была расположена в верстах тридцати от уездного города, на берегу небольшой речки, в лесистой и довольно живописной местности; летом, посвящая время прогулкам по окрестностям, еще можно было бы хотя несколько помириться с той однообразной и монотонной казнью, которую изо дня в день вели фабричные обитатели, но, по наступлении зимы, фабрика Василья Никаноровича представляла собой, для человека, чуждого ее интересам, самое скучное и тоскливое место. Не смотря на радушие, с каким приняли Лизу её дядя и тетка, несмотря на присутствие отца, она страшно тяготилась той жизнью, которая ей выпала на долю. Чуть не по целым дням просиживала Лиза за книгой; нельзя сказать, впрочем, чтобы чтение особенно интересовало ее; она находила в нем удобный предлог к уединению, к возможности спокойно углубиться в себя, остаться наедине с своими думами, далеко не радостными, и в то же время безотвязными.
XXV.
Прежде, чем продолжать рассказ о том, какие последствия имело неожиданное открытие, сделанное Зеленяевым в часовне Пятницкого частного дома, нам необходимо вернуться несколько назад.
XXVI.
Тяжело было Юрию Васильевичу ехать к старушке Цветаевой с теми грустными известиями, которые являлись единственным результатом сделанных им в этот день открытий.
XXVII.
Зеленяев, согласно совета пристава, на другой день отправился в сыскное отделение, чтобы навести справки об Уболдине.
XXVIII.
Перед отъездом с фабрики Василья Никаноровича, Зеленяев, не желавший примиряться с мыслью, что для него все уже потеряно, счел необходимым еще раз переговорить с Лизой.
XXIX.
Вукол Степанов, скопивший порядочный куш во время службы у Николая Алексеича Уболдина, совершенно обнищал за время следствия, а потому помощь, предложенная ему Зеленяевым, была как нельзя более кстати, Вукол хорошо понимал, что, вводя неизвестного ему человека в такой круг людей, который собирался в «Громилином клубе», он рисковал, пожалуй, жизнью, но денежные дела его находились в таком печальном состоянии, что, по необходимости, пришлось согласиться на предложение Зеленяева. Кроме того, розыск Уболдина входил также в расчеты Вукола, думавшего еще от него поживиться малой толикой.
XXX.
Вскоре после отъезда Зеленяева с фабрики Василья Никанорыча, уехали в Москву и Цветаевы.
XXXI.
Известие об исчезновении Зеленяева произвело страшное впечатление на Лизу, хотя она и не знала еще о той опасности, которой подвергался Юрий Васильич в «Васькином клубе», куда завез его Вукол.
XXXII.
Юрий Васильич, упавший на кучу мелкого щебня, не получил значительных ушибов и через несколько минут пришел в себя.
XXXIII.
Василий Ипатов, задержанный близь Дорогомиловского кладбища, сделался невольным убийцей Вукола; в этом преступлении играла роль не столько месть, сколько чувство самосохранения. Окончательно остановившись на той мысли, что переодетый Зеленяев явился с целью арестовать его Василий решил бежать и, захватив наскоро кой что из припрятанной добычи, направился тем же путем, каким, несколько минут спустя, пошли и Зеленяев с Вуколом. Василий опасался уходить из трактира обыкновенным ходом: он предполагал, что на улице сделана засада из городовых или агентов сыскной полиции, почему и предпочел пуститься наутек через хорошо ему знакомый пустырь. Услышав за собой шаги, Василий спрятался за выступ полуразрушенной стены фабричного корпуса и стал прислушиваться. Заслышав знакомый ему голос Вукола, переговаривавшегося с Зеленяевым он увидел; что они были только вдвоем… Читателям уже известно, чем кончилась эта встреча. Раскроив череп Вуколу одним взмахом кистеня, Василий бросился на Юрия Васильича и столкнул его в подвальный этаж; подняв револьвер и бумажник, потерянные Зеленяевым во время схватки, громила бросился бежать, но, как известно, был задержан у Дорогомиловского кладбища.
XXXIV.
Осмотр пустыря, где был убит Вукол, не дал никаких утешительных результатов. Осмотрено было и полуразрушенное здание фабрика, и трактир, но нигде не нашлось ничего подозрительного. Было уже темно, когда Цветаев распрощался со следователем, обескураженным безуспешностью поисков, и поехал домой, где его с понятным нетерпением ожидала Лиза.
XXXV.
— Изволите ли видеть, — начал Иоська свой рассказ, — разыскал я того человека, который стянул у Николая Алексеича бумажник… Известно вам про эту историю или нет?
XXXVI.
— Неужели все кончено? — рассуждал Зеленяев, вернувшись домой и в страшном волнении расхаживая по кабинету. — Столько мук, столько страданий и все напрасно!.. Да, все погибло! Надеяться, что Лиза переменит свое решение, почти немыслимо! Самопожертвование — это её призвание, пора уже в том убедиться… Страшно подумать, какая будущность ожидает ее: быть долгие годы сиделкой у постели сумасшедшего мужа, это ли не ужасно!.. И какого мужа! Ведь это злодей, не задумывшийся погубить когда-то любимого ею человека, доведший и ее чуть, чуть не до самоубийства, человек, не останавливавшийся ни перед каким преступлением и вдруг теперь приковывающий ее к своей постели в качестве больничной сиделки!.. Я верю, что она меня любит, что любовь её, быть может, неизмеримо выше и чище моей… Она будет мучиться, будет страдать и в тоже время ждать, что когда-нибудь счастье еще может ей улыбнуться; будет идти год за годом, но любовь её все-таки не иссякнет… «Кроме любви, есть и другое чувство — чувство долга!» вот её последние слова… Так рассуждать я не могу, это выше моих сил, надеяться на что-то, не имея твердого основания, что это непонятное «что-то» наконец сбудется для меня, — а между тем забыть Лизу я не могу… Только теперь чувствую, как страстно я полюбил ее, как тяжела для меня эта потеря!..