Материнское проклятие. Содержание
На общей исповеди
На дворе стояли первые числа марта 190* года.
Загадочная ошибка
В это самое время к собору подъехали троечные сани, обитые ковром, из которых вышли молодая женщина и молоденький мичман в новом с иголочки пальто и фуражке, видимо, первый год как выпущенный из морского училища.
Кровавая разгадка
Большой кабинет одного из фешенебельных петербургских ресторанов был залит электрическим светом.
Материнское проклятие. Читать фрагмент
На общей исповеди
На дворе стояли первые числа марта 190* года.
Погода была невозможная — шел мокрый снег и с моря дул резкий, холодный ветер.
Несмотря на это, в ранний час утра на паперти Андреевского собора в Кронштадте теснилась густая толпа богомольцев, состоявшая из разного пола и званий людей.
Тут были и старые и молодые женщины и мужчины всех возрастов.
Костюмы также были до нельзя разнообразны: рваные нагольные тулупы на мужских и женских плечах перемешивались с модными женскими кофточками, ротондами и даже модными женскими кофточками, ротондами и даже старомодными салопами, а также с мужскими пальто с меховыми воротниками и без них и меховыми шубами и шинелями.
Большинство этих предметов верхней одежды было далеко от первой свежести и не нового фасона, но рядом с ситцевыми кацавейками баб и невозможными лохмотьями, еле прикрывавшими тела оборванцев, носящих особое прозвище «посадских», они казались почти щегольскими и богатыми.
Мужчины были без шапок и, подставляя свою голову всем злоключениям непогоды, благоговейно прислушивались к звукам, исходившим из храма, двери которого были закрыты.
Более счастливые поместились в притворе храма.
Это были все не попавшие вовнутрь собора богомольцы, которых великим постом особенно много стекается в Кронштадт со всех концов России, чтобы присутствовать при служении протоиерея о. Иоанна Сергиева, покаяться в своих грехах, получить пастырево разрешение и приобщиться у него св. Тайн.
В самом трехпрестольном обширном соборе, вмещавшем в себе более семи тысяч человек, было так тесно, что выражение «негде упасть яблоку» могло всецело быть применено к переполненному храму.
Море голов, принадлежащих тоже людям самых разнообразных классов общества, колыхалось, а над ними на высокой солее собора выделялась освещенная светом множества свечей, горевших у местных образов, типичная фигура о. Иоанна, с приподнятой правой рукой стоявшего у аналоя.
Был момент начала общей исповеди перед выносом Пречистых Животворящих Тайн Христовых.
— Грешники и грешницы, подобные мне! Вы пришли в храм сей, чтобы принести Господу Иисусу Христу Спасителю нашему покаяние в грехах и потом приступить к св. Тайнам!..
Так начал о. Иоанн свое поучение перед исповедью.
— Приготовились ли вы к восприятию столь великого Таинства? Знаете ли вы, что великий ответ несу я перед престолом Всевышнего, если вы приступите не приготовившись. Знайте, что вы каетесь не мне, а Самому Господу, который невидимо присутствует здесь, Тело и Кровь которого в настоящую минуту находится на жертвеннике.
После этого вступления о. Иоанн приступил к чтению покаянных молитв.
Толпа нарушила свое молитвенное безмолвие.
— Батюшка, прости, батюшка!
— Помилуй, батюшка!
— Всем мы грешники перед Господом!
— Помолись за нас, батюшка!
Наконец покаянные молитвы и поучения были окончены.
— Братья и сестры, каетесь ли вы? — спросил о. Иоанн. — Желаете ли вы исправить свою жизнь? Сознаете ли грехи свои? Ленились ли вы Богу молиться? Пьянствовали ли, прелюбодействовали ли, обманывали, клятвопреступничали, богохульствовали, завидовали, хитрили, злобствовали, злословили, воровали? Кайтесь, кайтесь, кайтесь в чем согрешили?
После этих слов в соборе произошло нечто не поддающееся описанию.
По толпе прошел какой-то гул-крики, стоны, возгласы, все смешалось в нем.
Можно было расслышать только отрывочные фразы и скорее слова:
— Не молился…
— Сердился…
— Злобствовал…
— Убил он, убил, душеньку загубил…
— Прокляла, дочь прокляла…
Эти два признания как-то особенно громко отдались под сводами храма, быть может, потому, что сама взволнованная толпа затихла перед этим покаянием в тяжелых грехах.
— Крал, батюшка, крал…
— Прости, батюшка, обманом жил, обманом…
И среди этих всенародных признания в грехах, раздавался по временам голос о. Иоанна:
— Кайтесь, кайтесь!..
Прошло минут сорок — толпа все волновалась и выкликала свои грехи.
— Тише, тише, братья и сестры… — раздался голос пастыря.
Крики постепенно стихли.
В храме водворилась тишина, нарушаемая лишь тяжелыми вздохами и женским всхлипыванием.
— Слушайте! Мне, как и всем священникам, Бог даровал власть вязать и разрешать грехи человека… Слушайте, прочитаю молитву разрешительную… Наклоните головы свои: я накрою вас епитрахилью, благословлю и получите от Господа прощение грехов.
И многотысячная толпа преклонила смиренно свои головы, как один человек.
О. Иоанн прочел разрешительную молитву и благословил народ.
Головы снова приподнялись.
Облегченный вздох пронесся по собору.
Тяжелое бремя грехов было снято с человеческих душ.
Кое-где еще слышался плач.
Но это были слезы радости и успокоения.
Толпа была настроена торжественно и удовлетворительно в ожидании открытия Царских дверей и выноса Св. Тайн.
И вожделенная минута настала.
В Царских вратах со св. чашей в руки появился о. Иоанн рядом с о. дьяконом.
— Верую, Господи, и исповедую… начал он предпричастную молитву.
И тысячная толпа стала повторять ее за ним.
По окончании молитвы народ широкой волной устремился к алтарю.
Но тут произошло нечто совершенно неожиданное, что-то грубо-стихийное, неузнаваемо изменившее картину молитвы и покаяния.
Раздались неистовые крики и стоны.
— Ой, родимые, задавили!
— Ой, батюшки, умираю!
Толпа вдруг хлынула вперед и стеснилась с такой неудержимой силой, произвела страшный переполох, что в одно мгновение из благообразно и молитвенно настроенной обратилась в нечто поражающее.
Лица, за минуту красные, покрытые потом, вдруг побледнели, исказились.
Раздались отчаянные крики страдания и испуга, призывы к спасению.
Духота сделалась невообразимая.
Одежда на людях обратилась в клочья.
Многие, особенно женщины и дети, падали, а тела их топтали наваливавшие вперед задние ряды.
Железная решетка солеи едва выдерживала этот страшный натиск.
Бывшие на паперти и в притворе проникли в храм, где от скучившегося народа стало свободнее.
Это еще более увеличило давку.
К счастью, случившаяся вблизи военная команда, под начальством пристава, успела явиться на помощь.
Изувеченных стали выносить из церкви в ограду.
Там происходили потрясающие сцены страданий.
Одних, в полубессознательном состоянии, приобщали священники, сослужившие о. Иоанну.
Другим — искалеченным, изуродованным, подавалась первая медицинская помощь.
Одна женщина, задавленная на смерть еще в соборе, была вынесена в ограду уже трупом.
Исполненный скорби и ужаса, о. Иоанн вышел к народу.
Последний безмолвствовал.
Дрожащим, глубоко потрясенным голосом укорял пастырь толпу за ее безумное поведение.
— Знаете ли вы, — заключил он свою взволнованную речь, — что может быть покаяние нескольких тысяч вас не исправит греха этой одной смерти! Молитесь же![1. Все рассказанное факт, своевременно почти в тех же выражениях напечатанный во всех газетах. — Прим. автора.]
Толпа стала молиться, а затем, печальная, пристыженная, начала расходиться.
