Кто убийца?

Кто убийца? Содержание

Последняя страница

I. На хуторе

— Слышал? Наша райская птица сегодня или завтра улетать изволит.

II. Психологический роман

Вернувшись в свою усадьбу, Василий Глебович Чингизов сразу и с какой-то деланной аффектацией принялся за свои прежние занятия, то есть за литературный труд. О благотворной деятельности безвозмездного врача не было и помина, и потому, с отъездом Клавдии, толпы больных не стекались больше к хутору Чингизова, и Варвара Петровна, на этот раз, запросто гнала их, с каким-то злорадством заявляя, что мол доктор в Питер уехал. Для всякого постороннего становилось ясным, если только он мог в том и раньше сомневаться, что вся эта история с служением народу, с безвозмездной помощью страждущим, была ничто иное, как комедия для отвода глаз и вящего ослепления Клавдии… Теперь не нужно было больше скрываться и актерствовать и Василий Глебович сразу прекратил эту комедию… больных больше не принимали, заявляя, что доктор сам болен, и прилив их мало по малу прекратился.

III. Преступление

Василий Глебович ходил большими шагами по комнате и диктовал. Вера Васильевна, хотя очень усталая за целый день хлопот с гостями и прислугой, писала своим нетвердым, разгонистым почерком страницу за страницей того психологического романа, о котором на днях был разговор с сестрой. Временами она останавливалась, взглядывала на мужа, и если муж не смотрел на нее, быстро исправляла сделанные ею ошибки при скором письме. Она видимо стеснялась подать мужу рукопись не только с грамматическими ошибками, но даже с простыми недописками.

IV. Спириты

Прошло два года после описанных нами событий. По миновании законного срока траура, Василий Глебович, как и надо было предполагать, женился на Лушевой, и полтора года молодые провели за границей, где, при их колоссальном богатстве, жить им было «легко и приятно».

V. Признание

Началось горячее, быстрое объяснение. Гроховцев с жаром доказывал, что он должен был, как преданнейший друг, поступить так, чтобы спасти Клавдию Петровну от страшной опасности… Он верил, что причиной нервного возбуждения Василия Глебовича была катастрофа, произошедшая с его первой женой, и клялся, что теперь только уверился, что он не чужд этому страшному факту!.. Чем дальше говорил он, тем формулировал все яснее и яснее обвинение против Чингизова, и довел нервную и мнительную женщину чуть не до истерики.

VI. Казнь

После описанного нами рокового вечера, на Василия Глебовича напала словно какая-то черная мания. Нелюдимый и недоверчивый и до этого, с этих пор он окончательно перестал показываться куда бы то ни было из дому, и проводил дни и ночи запершись в своем кабинете. Он что-то писал, переписывал, потом снова рвал все написанные листки и бережно жег их в камине. С женой за последние дни он не говорил ни слова и не показывался в ее гостиной. Обед подавали к нему в комнату, словом, ни для кого из домашних не было тайной, что между господами не ладно, и что вряд ли ссора скоро кончится.

В царстве рулетки: Этюд

Глава I.

В купе первого класса двухчасового поезда, по дороге из Ниццы в Вентимилью, вошли двое, мужчина и дама. Дама была небольшого роста, черненькая, худенькая, с матовым почти бескровным лицом южанки, но с необыкновенно добрым и приятным выражением лица. Ее маленькие, слегка прищуренные глазки, смотрели весело и приветливо, словом, вся ее крошечная фигурка располагала тотчас в ее пользу. Ей казалось лет около двадцати двадцати двух.

Глава II.

Громадный «дворец игры» был уже буквально переполнен народом. Кругом всех пяти рулеток и трех столов с «Trente et Quarante» стояла сплошная стена игроков, когда мадам и мистер Геленвег вошли в замок и после известных формальностей были допущены в игорные залы. Monsieur Rйlier подошел к рулетке № 2-й, и дотронулся до плеча мужчины высокого роста, с энергичным, выразительным лицом, сидевшего на втором стуле около крупье, тот тотчас обернулся, улыбнулся и уступил ему свое место. Профессор пожал ему руку за такую услугу, и при этом, незаметно от игроков, сунул ему в руку золотой…

Глава III.

После проигрыша, описанного в предыдущей главе после встречи Геленвега с mademoiselle Massin у стола рулетки, он явился домой только на другой день и застал Варвару Петровну в сильнейшем беспокойстве… Непонятная отлучка мужа, предчувствие большого несчастья, рассказ madame Leon, которая видела его проигравшим, все это вместе до того ее встревожило, что она не могла заснуть всю ночь, и встретила мужа без упреков, но с сильно опухшими от слез глазами.

Глава IV.

Между тем, Варвара Петровна, успокоив немного плачущую француженку, заглянула в зал, но мужа там уже не было. Тихо поднялась она по лестнице в свою комнату, рассчитывая его найти там, но комната была пуста. Прождав напрасно целый час, молодая женщина вышла из отеля и пошла по направлению к игорному дому. Навстречу ей возвращались оттуда супруги Lйon; они шли рядом, но не под руку. Муж теребил свою жиденькую бородку, тер переносицу и судорожно улыбался, жена, как видно, осыпала его упреками, которых он не слушал, или делал вид, что не слушает. Поравнявшись с Варварой Петровной, француженка быстро перешла на ее сторону тротуара.

Глава V.

Боязливо и робко вошла Варвара Петровна в свою комнату. Ее номер отделялся от номера мужа только не затворенной дверью, и она боялась теперь только одного — объяснения. Но она очень удивилась, найдя внутреннюю дверь затворенной. Не зажигая огня, она тихо, беззвучно разделась и легла… Долго вслушивалась она в малейший шум из комнаты мужа, — но там было тихо и спокойно… Ей даже показалось, что она различает его легкое полупьяное храпение. Действительно, вернувшись домой, Василий Дмитриевич тотчас заснул и проснулся только часов в десять утра. Несмотря на громадный проигрыш и перспективу объяснения с женой, он чувствовал себя на седьмом небе, он обладал женщиной, выше которой по утонченности разврата, пикантности и настоящему, неподдельному шику он себе вообразить не мог! И это «счастье» слетело к нему так неожиданно, так случайно, когда, потеряв всякую надежду на золотые горы, он должен был думать о возвращении восвояси, к мелкой, будничной домашней жизни!.. Его любят, им увлекаются не из-за денег, не из-за интереса, и кто же? Не какая-нибудь провинциальная вдовушка, а она, царица парижских сирен, первая «женщина» Парижа!!.. Что перед этим и проигрыш, и слезы жены, этой маленькой, невзрачной женщины, — она довольна будет и теми редкими минутами, которые он будет уделять ей из жалости. Ведь не может же он сидеть целый век подле ее юбок. Ведь, это же смешно… Все будут смеяться… Правда, он ей кое-чем обязан, но разве он давно уже не уплатил ей долга!

Глава VI.

Весь день Варвара Петровна провела в тяжелом и грустном настроении духа, словно ее мучило предчувствие чего-то невыносимо страшного… Муж вернулся только к трем часам, гораздо позже завтрака, и объяснил свое отсутствие необходимостью только что совершенной поездки в Ниццу… Он получил письмо от поверенного… Деньги будут высланы… Варвара Петровна слушала и не верила: неискренность тона, поспешность в самооправдании, все это возбудило в ней подозрительность… Она насторожилась и ждала, что будет?.. Ее подозрения усиливались еще больше тем, что mademoiselle Massin вернулась в Монте-Карло после недельного отсутствия… Уже одно это обстоятельство окончательно расстроило Варвару Петровну, а тут явная ложь и увертки мужа. Бедная женщина не выдержала и разрыдалась.

Кто убийца? Рассказ из уголовной хроники

I. Смерть

В ночь на 20 ноября 188… года четыре телеграммы были поданы, почти одновременно на санкт-петербургскую главную станцию.

II. Яд

На другой день, старик Ефремов приехал по обещанию рано. Его встретила еще в передней Вера, с лицом до того осунувшимся и измятым, что не могло быть никакого сомнения, что она не спала всю ночь.

III. Наследница

— Теперь нет никакого сомнения, здесь был стрихнин, — сказал один из экспертов — посылайте бланки в департамент, для проверки, что же касается меня, я убежден, что отравление произошло от стрихнина; или во время, или тотчас после обеда. В таком виде он и написал свое показание.

IV. Наследник

Как мы уже знаем из телеграммы, и отчасти из разговоров действующих лиц, племянник и единственный законный наследник, покойного, Дмитрий Петрович Вершинин, был в день его смерти в Лондоне. Уехал он туда недели три-четыре тому назад, и до самого дня отъезда находился с дядей в самых лучших отношениях, тем страннее показалось всем, и особенно Ефремову, самому задушевному другу покойного, что в завещании, составленном накануне смерти, он лишал своего племянника наследства, и оставлял все громадное состояние Верочке Осининой, своей племяннице по матери.

V. Новый удар

Вернулся Дмитрий Петрович долой разбитый и больной. Зубы его стучали, как в лихорадке, голова горела и на все вопросы Вейнгарда он твердил с каким-то ужасом:
— Ну да, да!.. ехать! ехать!.. Бежать нужно! Бежать!..

VI.

Тетки своей, Надежды Львовны Осининой, матери Веры, поселившейся в доме покойного брата Григория Львовича, молодой Вершинин не застал дома, но старый камердинер покойного, отворявший ему дверь, заявил, что барышня дома, и что он может доложить.

VII.

Вызванный в первый раз к следователю, в качестве свидетеля по делу об отравлении дяди, Вершинин держал себя сдержанно. Он не особенно напирал на свое отсутствие в Петербурге, но рассказал подробно все, что он знал о смерти нелюдимого старика, и как бы вскользь заметил, что дядя несколько раз говорил ему, что ему жизнь наскучила, и что, если бы не боязнь ада, он давно бы покончил с собой. Про себя же показал, что он и не рассчитывал на наследство после дяди, так как все имение было благоприобретенное, а покойник, очень часто менял из малейшего каприза духовные завещания… и наконец, как бы не придавая своим словам значения, добавил, что он и сам богат, и что очень рад, что состояние достаюсь именно кузине, которую он очень уважает, словом, держал себя так ловко и уверенно, что следователь, настроенный Коробовым, передавшим ему историю векселей, и почти убежденный, что преступник никто другой как Вершинин, к концу допроса смягчился и даже предложил папироску, от которой у молодого человека хватило такта не отказаться.

VIII. Арест

Вершинин, ничего не знавший об аресте Вейнгарда, был крайне изумлен и встревожен, когда на следующее утро к нему явился Коробов, которого он в его собственном виде еще не видал и передал ему со злой усмешкой новую повестку следователя о немедленной явке.

IX.

Возмутительная сцена происходила в это время в камере следователя. Вейнгардт, этот красиво подстриженный и выбритый франтик с Невского, при первом намеке об уголовном преследовании струсил, и превратился в самого обыденного шкловского жидка. Он чуть не плакал, гнусил и кланялся. Куда девались и модные манеры и монокль, уничтоженный, убитый стоял он перед следователем и дрожал всем телом. Он ясно сознавал, что он попался в клетку, откуда целым пожалуй выйти не придется и потому решился топить всех, чтобы только отстоять свою шкуру.

X.

Следователь на другой же день вызвал хозяина и приказчика фотографического магазина, равно и Вершинина.

XI. Суд

Среди свидетелей обвинения фигурировали многие, совершенно незнакомые читателю личности. Тут были и эксперты, и дрогнеты, и учителя чистописания, и, наконец отчасти нам знакомая красавица Ванда, которая, вероятно, начитавшись французских уголовных романов, явилась в суд во всем черном, чуть ли не в трауре, но зато ее платье было сшито с таким неподражаемым шиком, что дамы, а их было немало среди публики, просто бледнели от злости и зависти. Хитрая куртизанка прекрасно знала, какой эффект она произведет своей чудной красотой и потому не упустила ничего, чтобы придать ей еще больше блеску, она была ослепительна.

Чужая воля

I.

В большой, слабо освещенной комнате, служившей библиотекой и кабинетом, в широком кресле у письменного стола сидел мужчина лет пятидесяти.

II.

Смерть княгини Анфисы Ниловны Темирязьевой, о наследстве которой только что шла речь, между ее бывшим управляющим и доверенным Захаром Ивановичем Рощиным, и прокутившимся красавцем Александром Александровичем Ремезовым, была встречена всеми ее близкими родными и знакомыми, как нечто давножданное, неотразимое, а между тем, она скончалась при обстоятельствах, могущих возбудить сомнения постороннего, но пытливого наблюдателя.

III.

Под первым впечатлением горести утраты, испуга и всеобщей сутолоки, начавшейся в доме, Ольга Александровна никому, разумеется, не сказала о сцене, которой она была свидетельницей за несколько часов до смерти старухи. И, что страннее всего, чем дальше уходило событие, тем эта картина становилась как-то менее ясной, и были даже дни, когда она сама начинала верить, что видела эту сцену во сне. Больше даже, ее порой мучили грёзы, что она сама составляет лекарство для старухи и сыплет морфия без меры.

IV.

На станции Николаевской дороги в Москве толпилось много народа.
Ждали прибытия петербургского курьерского поезда. Наконец вдали показался локомотив, пронзительно свистнул и с треском и грохотом влетел под стеклянную крышу дебаркадера.

V.

Между тем Андрей Нилович Рогов не мешкал. Тотчас по прибытии в Москву он направился в своему поверенному, вызвавшему его телеграммой. Тот встретил его довольно сдержанно, у него была манера не очень баловать своих клиентов обещаниями и надеждами, чтобы они не «возмечтали».

VI.

Вяло и монотонно прошли первые два дня со времени приезда князя Василия Львовича для всех жильцов княжеского дома.

VII.

— После того, что произошло на моих глазах несколько минут тому назад, я, как единственный родственник и опекун моей кузины, рассчитываю, что вам самим бы следовало просить именно этого объяснения.

VIII.

— Я должен сообщить вам очень тревожную новость, — начал он, убедившись, что его никто не подслушивает.

IX.

На другое утро, за несколько минут до полудня, двое саней остановились почти одновременно у дома покойной княгини.

X.

Глаза Захара Ивановича сверкнули из-за очков, но Ольга их не видала, и потому не покорялась их магнетическому влиянию.

XI.

Литвинов, как и в первый раз, дунул ей несколько раз в глаза и в лоб, и она очнулась. Первым ее делом было спросить, что говорила она во сне, но в этот момент подъехала карета, Захар Иванович возвратился — и на этот раз один.

XII.

Через несколько минут Рогов, в сопровождении князя подъехал к дому покойной сестры. Оставив дядю в кабинете, Василий Львович пошел предупредить Ольгу Александровну.

Загадка: Из воспоминаний агента сыскного отделения

I.

Получив по телефону предписание начальника сыскного отделения, я немедленно отправился на Николаевскую улицу, дом № 00, где по заявлению полицейского чиновника, производившего первое дознание, было совершено сомнительное самоубийство.

II.

Не скоро пришел в себя старый генерал. Он выпил несколько стаканов холодной воды, и все таки едва-едва успел унять свои всхлипыванья. Не было сомнения, он безумно любил покойницу. Когда, наконец, он решился пойти посмотреть на нее, я пошел вместе с ним, все еще думая, не наведет ли он меня на след виновника этого преступления. Теперь я уже был вполне уверен, что имею дело не с самоубийством, а с убийством.

III.

Мое положение было довольно щекотливо. Нервный припадок, подобный вчерашнему, продолжался долго, и я уже хотел уйти, но старик жестом удержал меня.

IV.

Кто мог мне дать ответ на эти вопросы? Расспрашивать старого генерала я не решился, да он, очевидно, и не знал ничего об интимной жизни Александры Петровны. Он глядел на все сквозь очки своей безумной страсти, и она ему казалась столько же идеально безгрешной, как и идеально красивой. Весь подавленный впечатлением собственного рассказа, он сидел теперь спустя голову, в своем широком и покойном кресле.

V.

На другой день я выезжал в Шенкурск, с самым законнейшим видом «частного поверенного Ильи Дмитриевича Оглобина», а в кармане у меня лежала доверенность, на имя этого Оглобина, на предъявление прав наследства к имуществу, оставшемуся после смерти дворянина Карзовского.

VI.

— Что же вам, господин агент, от меня угодно? — проговорил Антоновский, стараясь придать своему голосу спокойную самоуверенность.

VII.

Я хотел уже удалиться, но Антоновский удержал меня вопросом.

VIII.

Втиснутые в купе, запертое с обеих сторон, как на заграничных дорогах, мы первое время молча наблюдали друг за другом. Но русская привычка говорить в дороге взяла верх. Карзовский достал папироску, я тоже. Он зажег спичку и предложил мне закурить. Разговор завязался. Очевидно, он был далек от мысли, что его преследуют и что преследователь здесь же в вагоне.