Эвтаназия для тёти Хилэри, читать фрагмент
Хилэри Смит происходил из, как любил выражаться его папа, «хорошей старой семьи». Можно было поспорить, была ли семья действительно старой, но нормы поведения мистера Смита были определённо старомодными и вполне соответствовали стилю викторианских аристократов.
Так и вышло, что в результате каких-то незначительных пустячков — нескольких не принятых к оплате чеков — Хилэри обнаружил себя сосланным без особых разборок в Австралию, место, о котором мистер Смит мало что знал помимо того, что оно обеспечивало удобную свалку для избавления хороших старых семей от своих «паршивых овец».
Австралия Хилэри не понравилась — впрочем, как и он ей, так что Хилэри воспользовался первой же возможностью вернуться в Англию. Вследствие его врождённой несостоятельности заработать достаточно денег для оплаты проезда домой, возможность возникла только, когда одновременная смерть отца и старшего брата привела его к наследованию состояния хорошей старой семьи.
Состояние оказалось разочаровывающе небольшим — в последние годы старые стандарты не поддерживались достаточно большими деньгами, и Хилэри, вдохновлённый новообретённой свободой, спустил его за считанные месяцы. Перед ним маячили отвратительные альтернативы нищенства или поиска работы, но, к счастью, он вспомнил, что не один на свете. У него была тётя.
Хилэри мало что знал о единственной сестре своего отца, а то, что знал, было продиктовано старомодным кодексом покойного мистера Смита. «Твоя тётя Мэри себя опозорила» — вот всё, что неизменно твердил этот пожилой джентльмен ри упоминании её имени.
Насколько смог установить Хилэри, позор заключался в том, что она решила связать свою жизнь с человеком, который не только не принадлежал к хорошей старой семье, но и занимался неблагородной деятельностью — торговлей, причём, как намекалось, ещё и розничной торговлей. С того момента, как Мэри Смит сделалась миссис Протероу, она стала для брата всё равно, что мертва, и даже кончина мистера Протероу, оставившая её весьма обеспеченной женщиной безо всяких обременений, не смогла заставить её снова ожить.
Хилэри связался со своей тётей через семейного поверенного — которому она, к счастью, осталась, несмотря на своё падение, преданна, — и в его жизни снова засветило солнце. У пожилой дамы, похоже, возникла к нему симпатия. Хилэри, когда старался, мог быть чудесным компаньоном, и, часто навещая тётушку, вскорости получил приглашение переехать в удобный дом в Хэмпстеде, приобретённый на доходы от розничной торговли.
Хилэри распаковал свой видавший виды чемодан в новом доме с облегчением моряка, который успел зайти в гавань как раз перед тем, как его настиг шторм. Он вовремя сумел пристроиться, ибо у него оставался буквально последний шестипенсовик.
Очень скоро он понял, что воссоединение с тётей произошло вовремя также и по другой причине: пожилая дама, хоть и бодрилась, была серьёзно больна.
Проведя конфиденциальную беседу с её врачом, Хилэри не на шутку встревожился. Освобождённый от профессиональных терминов, врачебный отчёт гласил следующее: болезнь миссис Протероу — неизлечимая и неоперабельная. Она может прожить ещё некоторое время, но конец неотвратим. «Её состояние может резко ухудшиться в любой момент, — завершил свой доклад врач. — Когда дело дойдёт до определённой стадии — ну, если она не протянет долго, это будет только гуманнее».
Само собой, Хилэри чрезвычайно огорчился, что судьба, уже будто бы смилостивившись над ним, сейчас снова готовится запустить его в свободное плавание по миру. Он выбрал очевидный выход для человека в его положении — дождался вечера, когда тётя чувствовала себя лучше обычного, и затем, очень тактично, поднял вопрос о её завещании. При упоминании этой темы миссис Протероу только рассмеялась.